– А он?…

– Он там был, внутри. И там и остался… Когда я уехал, машина еще горела. Я просто не мог на все это дальше смотреть – ведь я знал его с детства…

Я знала Виталия намного меньше. И не было у нас с ним ничего, мы даже не целовались. Так почему же мне сейчас стало так тоскливо на душе, хоть волчицей вой? И почему у меня по щекам внезапно потекли самые настоящие слезы?

Игорь вздохнул, достал из кармана пиджака распечатанную пачку одноразовых платков, протянул мне.

– Успокойся, Овечкина. Слезами горю не поможешь и Виталия не вернешь. Конечно, я понимаю, понравилась ты ему, бывает такое с нами, мужчинами. Ну и ты к нему привыкла за время вашего отпуска – он, когда хотел, умел нравиться девушкам. Но что произошло – то произошло, надо жить дальше. И, в том числе, решить некоторые неотложные вопросы.

С этими словами Игорь открыл портфель и, положив на стол синюю папку, пододвинул ее ко мне.

– Что это? – не поняла я.

– Пакет документов по сделке.

– По какой сделке?

– А Виталий разве не говорил? Это последний этап нашей финансовой комбинации, когда ты продаешь мне принадлежащий тебе пакет акций корпорации. Тебе нужно просто подписать все бумаги там, где указана твоя фамилия. В документах, конечно, проставлены другие цифры, но по факту за это ты получишь десять миллионов наличными. По-моему, неплохой заработок менее чем за две недели. Что скажешь?

Когда Игорь проговаривал это, с его лица, словно плевок с портрета, стекло выражение скорби. Сейчас передо мной сидел жесткий делец, все просчитавший и точно знающий, что ему нужно от жизни.

Первым моим порывом было достать авторучку, подаренную Виталием, и сделать то, что просил Игорь…

Но потом я вспомнила, как моментально исчезло с лица преподавателя экономики фальшивое выражение печали, сменившись прямо-таки волчьим предвкушением скорой добычи. У него едва слюна на галстук не капала, и глаза блестели отнюдь не от слез по погибшему другу детства.

И тут мне стало противно.

Труп Виталия еще дымится где-то там, внутри останков сгоревшей машины, а тот, кому он доверял как самому себе, уже подсовывает мне договор сделки. Он не утешать вдову пришел, и пофиг ему на то, что мой муж погиб. Ему не терпится захапать кусок пирога, который он уже считает своим…

А вот хрен ему за воротник!

Я тоже умею играть, не зря ж в театральный кружок три года ходила. Правда, если честно, сейчас это не совсем игра была. У меня реально скребли кошки на душе, чувствительно раня ее острыми когтями, поэтому потребовалось лишь немного усилить накал драматизма.

Я промокнула глаза платком и сдавленным голосом проговорила:

– Простите, Игорь Сергеевич, вы абсолютно правы. Я и правда успела привыкнуть к Виталию, и мне сейчас очень тяжело. Можно я после похорон все внимательно прочитаю перед тем, как подписать?

Взгляд Игоря мгновенно изменился.

Сейчас он смотрел на меня прищурившись, не мигая, словно хотел пролезть взглядом в мою черепную коробку и прочитать мои мысли.

Но я еще раз всхлипнула и добавила:

– Вы же сами учили на лекциях никогда не подписывать документы, пока они не будут внимательно прочитаны, и не один раз. А я сейчас, уж простите, читать никак не могу.

Игорь перестал сверлить меня глазами, вздохнул, состроил сочувственную физиономию, хотя получилось это у него не слишком натурально.

– Понимаю, Овечкина, все понимаю. Конечно, без проблем. Похороны, я думаю, состоятся послезавтра, тогда после них все и решим. Тебе, может, что-то нужно?

– Нет-нет, спасибо, Игорь Сергеевич. Все, что мне нужно сейчас, это умыться и побыть одной.

– И это понимаю, – почти искренне вздохнул преподаватель экономики. – Прими мои самые искренние соболезнования. Если что – звони, телефон знаешь. И да, я тебе уже говорил: зови меня просто Игорь. Мы ж уже почти родственники. И товарищи по несчастью заодно.

Он ушел, излишне громко захлопнув дверь кабинета. Все-таки не смог скрыть раздражения. Или же мне таким образом показал, что недоволен моим поведением.

Но для меня это было уже неважно…

Не знаю, сколько я просидела в кресле Виталия, тупо уставившись на статую Гермеса, смотрящую на меня пустыми мраморными глазами. В моей голове тоже царила тяжелая, каменная пустота, словно в мой череп вместо мозга засунули большой, холодный булыжник, давящий на виски изнутри своими неровными, острыми краями.

Но постепенно шок начал отпускать.

И я, немного расслабившись, стала думать.

Виталий погиб, это совершенно точно, здесь Игорь врать не будет. Более того, у меня сложилось впечатление, что преподаватель экономики не так уж непричастен к его смерти, как хочет казаться. Но, понятное дело, даже если я очень захочу, то ничего не смогу доказать: у Игоря и деньги, и связи, и положение в обществе.

А у меня теперь – ничего.

Ну да, фирма записана на меня. И что? Если я начну выпендриваться, завтра уже моя машина загорится, и мой дымящийся труп совершенно точно ничем не поможет бабушке.

Синяя папка лежала передо мной на столе. Очевидное решение: открыть ее, подмахнуть все страницы, позвонить Игорю – приезжай, мол, забирай свою прелесть.

Думаю, примчится тут же – и тут же все закончится. Я снова вернусь в свой мир, который покинула ненадолго, а произошедшее со мной буду вспоминать как красивый, нереальный сон, который никогда не мог произойти со мной наяву…

Но у меня перед глазами стояла самоуверенная, наглая ухмылка Игоря.

Этот хозяин жизни был убежден, что я в его полной власти и сто процентов сделаю то, что он велит. Никуда не денусь. Подумаешь, какая-то студентка! Послушный инструмент в его руках, который сегодня немного засбоил, но послезавтра отработает как надо. А потом его можно будет выбросить на помойку – возможно, предварительно сломав, чтобы он случайно не сболтнул лишнего.

– Ведь ты ничего мне не сделаешь, Игорь Сергеевич, пока я не подпишу эти бумаги, правда? – задумчиво сказала я, глядя на синюю папку. – А вот потом, когда я снова стану никем, – запросто. Тебе же не даст покоя мысль о слишком умненькой девчушке, которая может заподозрить неладное в скоропостижной смерти мужа. И ты перестрахуешься на всякий случай, как опытный экономист и делец. «Ничего личного, Овечкина, это просто бизнес». Так ведь, Игорь Сергеевич?

Мертвая тишина кабинета была мне ответом.

За окном вечер уже потихоньку вступал в свои права. Пора было идти… куда-то.

Но куда? Ехать в огромный коттедж Виталия? Нет уж, спасибо. Это был чужой дом, который сейчас для меня будет похож на огромный пустой ангар для гроба, в который вот-вот внесут его хозяина, чтобы родные и близкие могли с ним попрощаться. Безусловно, завтра я поеду туда, вдова же, обязана присутствовать и соответствовать.

Но не сегодня.

Сегодня я должна еще кое-что сделать. А именно – принять решение! Здесь и сейчас, за этим столом, сидя в кресле покойного мужа. Отдам я фирму Виталия в руки Игоря или…

От одной мысли про это «или…» у меня еще сильнее заныли виски. Я одна – против Игоря, который со своими возможностями способен раздавить меня, как мышку, одним небрежным ударом каблука.

– А пусть попробует, – зло произнесла я сквозь зубы. – Я слишком нужна тебе сейчас, мой дорогой преподаватель экономики. И у меня есть целых два дня, чтобы продумать стратегию. Ты же этому меня учил, не правда ли? Сначала все хорошенько взвесить – и только потом действовать. Думаю, настало время применить твою науку на практике.

Глава 19

Горе и злость – это эмоции, которые мешают думать.

Я закрыла глаза, стиснула зубы и мысленно очистила голову от всего лишнего…

Не помню, где я вычитала этот метод, но он мне всегда помогал, когда нужно было сосредоточиться перед зубрежкой сложного материала. Мысленным веником вымести все лишнее, мешающее усвоению, а потом просто сложить в мозг чистую информацию.

Сейчас я сделала то же самое, отметив, что понемногу успокаиваюсь.