Отлично…
И сразу же в голову, очищенную от лишнего, пришла мысль: «Итак, ты решила бороться за фирму. Хорошо, допустим. Какие у тебя слабые места? Ты сама? Нет. Сюда Игорь не ударит. Без меня ему фирмы, скорее всего, не видать, как своих ушей. Иначе бы он не мутил такую сложную схему, а выбрал более простой вариант все заграбастать…»
И тут у меня аж пальцы затряслись от того, что пришло в мою старательно простерилизованную голову.
Бабушка…
Ну конечно!
Как только Игорь поймет, что я решила сыграть в свою игру, он ударит по самому больному! И, что тут скрывать, здесь я, конечно, сразу сломаюсь… Потому что дороже бабушки у меня нет никого на свете.
Но у меня было два дня до похорон…
Надеюсь, что было, если только Игорь не насторожился после нашей последней беседы. Хотя – вряд ли. Для него я все еще студентка-дурочка, которую он старательно выбрал из всего институтского потока для своего плана. Напряжется он, скорее всего, попозже.
А сейчас нужно действовать! И побыстрее…
Я спустилась вниз, села в машину и не спеша выехала по направлению к своему дому. Хотелось, конечно, вдавить педаль газа в пол, но я усилием воли придержала себя, словно нетерпеливую лошадь.
«Спокойно, Мышка, спокойно. Навыков вождения у тебя кот наплакал, еще не хватало в аварию попасть. Продолжай выметать из головы эмоции. Ты вписалась в очень опасную игру, и сейчас каждый твой шаг должен быть хладнокровно просчитан. Иначе Игорь Сергеевич тебя сожрет и не поперхнется…»
До дома я доехала без приключений. Непростое это, конечно, дело – с непривычки смотреть на дорогу и одновременно звонить по телефону. Но я справилась, по пути, надеюсь, решив одну важную проблему.
Бабушка еще не спала. Ее сиделка-филиппинка, разумеется, тоже.
Моему приезду обрадовались обе. Бабушка – от чистого сердца. Сиделка, думаю, профессионально, но выглядело это почти искренне. Я бегло окинула взглядом нашу маленькую квартирку и с удивлением отметила, что новая я мысленно поморщилась на тему «как же ужасно живут некоторые люди».
Ну ни фига ж себе поворот!
Несколько дней повращалась в мире больших денег – и пожалуйста, какие у нас изменения во вкусах! А ничего, владычица морская, что, вполне вероятно, тебе придется вернуться сюда без гроша в кармане? И из института Игорь Сергеевич запросто может помочь вылететь с треском, после чего пойдет несостоявшаяся принцесса мыть полы в поликлинике пожизненно.
Отхлестав себя мысленно таким образом, я обняла бабулю и, прервав не начавшийся поток ее впечатлений о том, какие у нас замечательные социальные службы, которые присылают таких прекрасных сиделок к пожилым людям, сказала:
– Милая моя, извини, все попозже расскажешь. Малайа, ты на сегодня свободна. – Когда послушная филиппинка испарилась, я попросила: – Бабуль, ты можешь, ничего не спрашивая, просто сейчас собраться, одеться и сделать то, что я попрошу?
Бабушка внимательно на меня посмотрела, словно в душу заглянула. И, кивнув, лишь спросила:
– Все очень плохо?
– Пока нет, – честно призналась я. – Но могут случиться… сложности. И мне надо быть уверенной, что с тобой все в порядке.
– Конечно, солнышко, – проговорила бабушка. – Мне б только одеться да документы с таблетками взять. Больше ничего и не надо.
У меня аж слезы на глаза навернулись.
Уважаю это поколение, пережившее жуткие послевоенные годы и сумевшее вытащить страну из руин. Железные люди. В действительно сложные моменты сильные, решительные, не задающие лишних вопросов. Жаль только, что их становится все меньше и меньше. А сможем ли мы, случись чего, их заменить – покажет лишь время…
Я быстро переоделась в невзрачное пальто, свернула волосы в пучок, надела очки. Если за мной уже наблюдают, то в таком виде вряд ли узнают. В подъезд вошла бизнес-леди в деловом костюме, а вышла какая-то замухрышка, ведущая под руку согбенную старушку. Если Игорь кого-то и послал за мной следить, вряд ли на данном этапе это профессионалы. И «пасти» они будут, скорее всего, мою машину, а не жителей промышленного района, шастающих туда-сюда по своим делам.
Такси я на всякий случай вызвала к соседнему дому и, сев в него, по пути не забывала поглядывать в зеркало заднего вида. Вроде все было чисто, и я, довольная собой, с относительно спокойной душой посадила бабушку на поезд.
– Тебя там встретят, дорогая, – сказала я, смахивая с ресниц набежавшие слезы. – Прости, что так получилось. Поверь, это все ненадолго.
– Верю, милая, – улыбнулась бабушка. – Ты за меня не беспокойся, свои дела решай. А я уж не подведу…
– Спасибо, – шептала я, глядя вслед уходящему поезду. – Спасибо, родная. Я тоже тебя не подведу, обещаю. А как все утрясется, сразу же отправлю тебя на операцию, сколько бы это ни стоило…
Пансионат для пожилых людей, с которым я созвонилась, пока ехала домой, был одним из самых дорогих в поисковике. Но я выбрала его именно по этому критерию, так как других у меня не было. Забронировала отдельный номер, перевела предоплату за десять дней, заказала услугу «встреча на вокзале»: хоть она и не была предусмотрена прайсом, но я упросила диспетчера пойти навстречу – разумеется, за отдельные деньги. Оставалось лишь надеяться, что работники пансионата не подведут и я успею…
Что успею – я пока не знала.
Но шевелиться однозначно нужно было пошустрее. Тех, кто не сидит на месте и танком прет вперед, сметая препятствия на своем пути, сложнее застать врасплох. И мне нужно было научиться быть этим танком, причем за очень ограниченное время…
Глава 20
Ночью я спала тревожно.
Меня мучил один и тот же кошмар.
Снилось, что я еду в горящей машине на безумной скорости, и нет возможности ни остановиться, ни выпрыгнуть на ходу. Бушующее пламя подбиралось ко мне со всех сторон – но, как это всегда бывает, в самый страшный момент я просыпалась в холодном поту…
И засыпала вновь. Только для того, чтобы погрузиться в тот же самый кошмар.
Не знаю сколько продолжалась эта пытка сном: когда спишь, время становится очень условной величиной. А под утро кошмары закончились, и мне приснился Виталий. Живой, улыбающийся…
Подмигнул мне, помахал рукой – и ушел в предрассветный полумрак, просачивающийся в комнату через неплотно задернутые шторы…
Наверное, я еще немного поспала после этого. Потому что, когда меня разбудил телефонный звонок, солнце уже вовсю шарило своими лучами по комнате, играясь с пылинками, лениво плавающими в воздухе.
Звонивший представился следователем, сказал, что мне надо приехать в судебно-медицинский морг на опознание тела мужа. Правда, предупредил, что зрелище не для слабонервных и опознать Виталия вряд ли получится, так что это просто формальность.
Ну, спорить с полицией я пока не научилась. И потому, собрав волю в кулак, я быстро умылась, оделась и поехала куда было сказано.
…Следователь оказался молодым, с каменным безэмоциональным лицом, что при его профессии несомненно плюс.
А вот я, когда увидела то, что мне показали, эмоции сдержать не смогла…
Ибо то, что лежало под приподнятой следователем простыней, заляпанной жуткими пятнами, было не похоже ни на Виталия, ни на кого-то другого. Просто нечто, облепленное черными неровными лоскутами сгоревшей плоти и по форме отдаленно напоминающее человеческое тело. А еще из-под простыни мне в нос ударила концентрированная вонь паленого шашлыка, от которой у меня все поплыло перед глазами…
– Вы подтверждаете, что это ваш муж? – спокойным и ровным голосом музейного гида произнес следователь. Правда, когда я вместо ответа прислонилась к стенке и начала сползать по ней вниз, слегка всполошился. Поддержал меня за подмышку, сунул под нос заранее подготовленный стакан с водой…
Пить я не стала. А при мысли, что следователь этой рукой только что держался за ту простыню, а теперь ею же мне подает стакан, меня вообще чуть не вырвало. Но позыв к рвоте помог лучше воды: ощутив, что желудок готовится выпрыгнуть из меня наружу, я быстро пришла в себя.